Сергею Мигицко есть за что благодарить уходящий год. Главная роль в новом фильме Рязанова, как минимум, подарок судьбы. Да еще какая: не хирург Женя Лукашин с 3-й улицы Строителей, и даже не статистик легенькой промышленности Анатолий Ефремович Новосельцев. А Ганс Христиан Андерсен, в жизни которого не нашлось места любви. Сергей Мигицко рассказал корреспонденту "Известий" Ирине Начаровой о том, как он играл роль великого сказочника.

— Много ли вы знали об Андерсене до съемок?

— Его имя у нас ассоциируется с детством, сказками. Но я практически ничего не знал о нем самом. Только когда стал пристреливаться к этому образу, с интересом, удивлением, а иногда и с каким-то чувством оцепенения узнавал — что это был за человек. Какой странной, тяжелой, многогранной была его жизнь и линия судьбы.

— С чем вы в этой судьбе внутренне согласились, а что не приняли?

— Как могу одно принять, а другое нет? Допустим, меня испугали, когда мне было четыре года. И с тех пор иногда заикаюсь. Могу я это принимать или не принимать? Это моя жизнь. У меня детство было хорошее, рос в крепкой семье. Семья не голодала, отец был военным, зарабатывал нормальные по тем временам деньги. В доме собирались друзья, я был окружен любовью бабушки. А у сказочника ничего этого не было, он рос в лишениях. И я знаю — как трудно складывалась жизнь моих сверстников, которые тоже жили в лишениях. Поэтому мне так сложно анализировать психофизику Андерсена.

— Наверное, героя-любовника играть легче, чем недолюбленного человека, девственника?

— Легких ролей не бывает. Андерсен-то и любил странно. Он так талдычил имя этой певицы Йенни Линд. Он ее любил, как какой-то обелиск. И прошел мимо потрясающей женщины Генриетты Вульф. А может быть, именно такая ему была нужна. А он видел звезду Линд и шел к ней. И когда у них произошло объяснение и Йенни отказала сказочнику, он замкнулся — никогда больше не упоминал ее имени, не отвечал на ее письма и сам не писал.

— Чему вас эта роль научила?

— Она лишний раз подтвердила то, чему учили учителя. Нужно больше вкладывать в персонаж. Подложить ассоциации, побередить душу и тело, много сведений собрать — чтобы была сумма предлагаемых обстоятельств. К тому же стараться не потерять обаяние персонажа, его нелепость. Андерсена ведь называли орангутангом, павианом, из-за носа его сравнивали с пеликаном. Мне сначала нос клеили на пробах, но он придавал некую масочность. И поэтому решили от этого отказаться, я играл со своим.

— По словам Эльдара Рязанова, вы больше других актеров нуждались в "поводыре" — направляющей руке режиссера.

— Я ведь впервые работал с Рязановым. Нужно было время, чтобы наши кухни стали одной, происходила притирка. Я не хотел тянуть одеяло на себя. Ждал от мастера указаний и получал — может быть, иногда на языке, прежде мне не знакомом. Когда начал понимать замечательный язык Эльдара Александровича, а он стал понимать не очень замечательный мой язык, трения прекратились. К тому же на первых порах мы снимали тяжелые постановочные сцены — на лошади, на воде. Снимали помногу, каждый день. Параллельно шли танцевальные репетиции, под неустанным контролем Рязанова. Он приезжал и, глядя на нас, приходил в ужас: "Никуда не годится. Это не танец. Это какие-то лягушки". Особенно доставалось мне, потому что я-то уж точно не Барышников. Но этот путь и не мог быть легким. Такую роль невозможно сыграть, держа в правой руке чашку с кофе, а в левой бутерброд.

— Рязанов кричит на съемках?

— Не орет благим матом, но говорит иногда на повышенных тонах. На съемочной площадке становится моложе на много лет. Не понимаю, откуда берется эта энергетика мощная — какая-то электростанционная. Он работает практически без перерыва, с маленькой паузой на перекус. Не жаловался на холод, когда было холодно. В море терпел шторм. В жару не обращал внимания на жару. Так что нам просто нельзя было вести себя иначе — ныть, права качать. Да никто и не качал, потому что на площадке была очень хорошая атмосфера.

— Рязанов не жалел, что раньше в своих фильмах вас не снимал?

— У него спросите. Вообще это такая игра судьбы. Я и Андерсена-то не должен был играть. Приехал пробоваться на маленькую роль, а Рязанов на меня посмотрел другими глазами. Во-первых, он меня не знал — ни моих возможностей, ни актерского багажа. Конечно, главный герой ему нужен был достойный. Долго меня пробовал, крутил, вертел, присматривался. Еще умудрялся в период проб звонить мне домой: менял голос и предлагал главную роль в какой-то неизвестной картине неизвестного режиссера. А я отвечал ему, не узнавая: "Знаете, я сейчас пробуюсь у Эльдара Александровича Рязанова на главную роль. Пробы еще не закончены". — "Да бросьте вы этого Рязанова! Что вы за него так уцепились?" — уговаривал Рязанов. Это его испытание я тоже выдержал.

— Премьера фильма "Андерсен. Жизнь без любви" получилась предновогодней. Вас этот праздник не раздражает?

— Хороший праздник. Правда, раньше чувствовалась в Новый год какая-то тайна, а с возрастом все понятнее. С пожеланиями тоже все просто — дай бог нам всем здоровья, удачи, хорошего настроения. И почаще заглядывать в замечательные сказки Ганса Христиана Андерсена.

Ирина Начарова
газета "Известия", 29.12.06