Сергей Мигицко, по его собственному признанию, обожает Петербург и качественный, хорошо приготовленный кофе. А потому для интервью с известным актером мы выбрали Петербургский Музей кофе, а точнее его «Кофейную террасу», с которой, кстати, открывается потрясающий по красоте вид на Северную Столицу.

— Сергей Григорьевич, расскажите, откуда у Вас, уроженца Одессы, такая любовь к Питеру?

— Она возникла еще в детстве, когда впервые среди отдыхающих увидел ленинградцев. Знаете, это действительно произвело незабываемое впечатление. Я и сейчас его хорошо помню. Не увидеть среди многих именно питерцев было невозможно. Точно также как и представителей, например, Эстонии, Грузии, Армении. Такое ощущение, что у ленинградцев был какой-то особый коленкор, они были как-то «загримированы» по-особому, причесаны иначе и в корне отличались от одесситов, которые меня тогда окружали.

— Видимо, отчасти именно этим определяется Ваш выбор ЛГИТМИКа, а не столичного театрального ВУЗа?

— Нет, это абсолютно дело случая. Я Ленинград, Петербург, Питер – не имеет значения, как мы назовем наш город, он велик под любым именем – знал только по картинкам, по телепередачам и кинохронике. Повторюсь, попал сюда случайно. Когда понял, что мне дороги обратно нет, только в театральный институт, стал присматриваться, куда могу поехать поступать. Сначала зимой, накануне поступления, съездил в Москву и очень ее испугался. Испугался огромных масштабов, размеров, высот, ритма. В то же время, моя соседка, которая к тому времени уже поступила в театральный институт на Моховой в класс Василия Васильевича Меркурьева, в письмах рассказывала мне, что ничего такого в Питере нет, что Питер не такой сумбурный, как Москва. Убеждала: «Приезжай именно сюда, это наш город». И я на эти письма повелся. Было впечатление, что не она мне писала, а я ей. И вот в какой-то момент приехал сюда, и нисколько об этом не жалею. Я провел в Питере замечательное время с июля 1970 года до настоящего момента - время поисков, становления, мук, сомнений, разочарований, радости, побед и поражений. Было все. Но я нисколько об этом не жалею.

— Вы выбрали театральный ВУЗ, хотя, насколько известно, мечтали связать свою судьбу с морем…

— Одессит не может иначе. Одесский мальчик любой национальности, любого телосложения, цвета волос, растущий у моря, не может думать ни о чем другом. Море, смею Вам сказать, обладает абсолютной гипнотической силой, большим гипнотическим эффектом. Таким же, как Эрмитаж, Летний Сад, какие-то чудеса Света. От моря не оторваться. Если оно находится рядом, то просто притягивает тебя волей-неволей. А ведь это еще и романтика: в морских училищах выдают бушлаты, тельняшки, бескозырочки. И человек сразу становится старше. И имеет право носить пачку сигарет. В кармане всегда два рубля. Девочки обращают внимание.

— И все-таки Вы выбрали актерскую профессию. Почему?

— Я не знаю. Не могу сказать, могу только попробовать представить, откуда это появилось. У меня в семье всегда было сильное «игровое» настроение. В частности, мой дедушка, врач по профессии, был активным артистом. Он родился в Очакове, небольшом городе под Одессой, в Николаевской губернии. Там существовал любительский театр. В нем мой дедушка играл городничего в «Ревизоре». Хотите - верьте, хотите - нет. Так что, возможно, мой выбор объясняется генами. С другой стороны, в то время, когда я жил в Одессе (да и сейчас это все осталось) в силу ментальности, в силу того, что постоянно находишься под солнцем, у моря, люди постоянно из себя что-то такое придумывали. В Одессе на улицах постоянно шел такой концерт самодеятельности из анекдотов, КВНа, импровизации, дружеского прикола, капустника. Помимо этого, тогда в Одессе работали очень сильные театры, с очень сильными исполнителями, на которых можно было обратить внимание в масштабе общесоюзном. Я говорю и о театре оперетты, где блистали Водяной и Крупник, украинский театр, где служил блестящий артист Твердохлиб. Это и русский театр, где ни у кого не вызывало сомнений такие фамилии как Зайденберг, Котов, и т.д. Вот почему я оказался в этом круговороте. Плюс ко всему, Одесса конца 50-х годов – центр КВНа. Тогда КВН только начинал набирать силу. Молодежь выражала себя не в Интернете, а на улицах, в творческих тетрадях, в коллективах самодеятельности. Были потрясающие школьные и институтские театры. И ребята завоевывали себе авторитет, не стуча по клавиатуре компьютера, а на сцене.

— Еще, будучи студентом, Вы сыграли свою первую серьезную роль - роль Осла в спектакле «Бременские музыканты», поставленном в театре им. ЛЕНСОВЕТА. Помните собственные ощущения после премьеры?

— Они были очень хорошими. «Бременские музыканты» на музыку Гладкова тогда по праву считались хитом №1. Этот мультик все знали наизусть, его смотрели много раз, его любили. Дети играли в этих животных, Принцессу и Трубадура. Взрослые пели эти песни за столом. А тут я попал в компанию, в спектакль, с Мишей Боярским, исполнявшим роль Трубадура, с Ларисой Луппиан, игравшей Принцессу, с Анатолием Равиковичем в роли Короля. А еще я Вам открою секрет, первые пять премьерных спектаклей, Принцессу играла Алиса Бруновна Фрейндлих. Какие у меня после этого могли быть ощущения? Я летал! Я обожал этого Осла и «Бременских музыкантов».

— Сергей Григорьевич, Вы с самого начала своей карьеры служите в одном театре. Это свойство характера?

— И свойство характера тоже. Понимаете, театрами не кидаются. Театр имени ЛЕНСОВЕТА основал мой учитель – Игорь Петрович Владимиров. Когда я поступал в институт, то имел очень сумрачное представление о театральном коллективе. Для меня это была команда КВН. Я не знал, что такое сердце театра, его легкие. Владимиров нам сказал: «Вы будете работать в очень хорошем театре. В его репертуаре вот такие спектакли. Посмотрите, чему вы должны учиться, чтобы играть соответствующим образом. Запомните, это ваш театр». Вот и все. Он мне открыл некий код профессии, понимаете? Подобная ситуация возникает, когда командир атомной подводной лодки говорит старпому: «Старик, наш код «17». Если мы его забудем, нам крышка». И мне понравилось это ощущение театра, которое подарил учитель. Понравилась наша сумасшедшая самоотдача, стремление сделать что-то яркое, уйти от скуки. Вот поэтому я и привязан к одному театру. Однако мне очень интересно пробовать себя в разных направлениях, поэтому я работаю и в антрепризах, и в других театрах.

— Бытует мнение, что существует два типа актеров: есть импровизаторы, а есть те, кто выполняет установку режиссера «от» и «до».

— Думаю, что это неверная точка зрения. Сколько есть актеров, столько и типов актеров. Артист – это индивидуальное мироощущение и профессии, и жизни. Я не могу, предположим, научить Вас любить так, как умею любить я. А Вы не сможете научить меня. Это нужно самому пройти, почувствовать. Я приверженец театра страсти, театра чувств. Режиссер, как правило, предлагает мне рисунок, дает направление, говорит, чего он хочет. А я стараюсь раскрасить, то, что он хочет, пользуясь своим умением и знаниями. Хотя иногда попадаются режиссеры принципиальные, с которыми мне тяжело существовать, поскольку они настаивают на своем. Но это, в конце концов, тоже часть профессии.

— Сергей Григорьевич, а какое свое творческое качество Вы считаете основным?

— Любить. Вся актерская профессия основана на чувстве. Почему мы находимся в группе риска? Потому что мы сжигаем себя очень сильно. Те, кто по-настоящему работает. Конечно, можно выйти, походить с холодным носом, поклониться и удалиться со сцены. Но вообще актерская профессия основана на чувстве, на страсти. Я человек страсти. Что касается кино, то это другой разговор. Я не считаю себя киноартистом. Но очень люблю сниматься в кино. Это тоже очень тяжелый труд, огромные затраты, терпение и умение ждать.

— У Вас достаточно много ролей. Одну из них – Андерсена – Вы назвали знаковой…

— Я и сейчас могу ее так назвать. Потому что очень много внутренних линий у Андерсена и у меня сходится.

— В том же 2006-м году Вы снялись в роли режиссера Савского в фильме «Травести» Вы изображали какого-то конкретного человека?

— Это маленькая роль, в которой я изобразил главного режиссера. А прототипов у меня много, поскольку я знаю, и знал многих главных режиссеров. В образе Савского есть что-то от моего учителя Игоря Петровича Владимирова, что-то от другого моего художественного руководителя – Владислава Борисовича Пази. В целом, в этой роли не было никакой сатиры и иронии. Просто есть немножечко подсмотренного. Я конкретно никого не показывал. Это синтез на тему «Главный режиссер петербургского театра».

— Вы же еще и на телевидении успешно работаете…

— Это тоже проба пера, использование моей актерской профессии, моей коммуникабельности. Программа «Кто в доме хозяин?» о доброте, о тех качествах людей, которые не всегда можно рассмотреть. И вот через животных мы к ним подбираемся. Я предлагаю героям программы шутливое общение, которое они, может быть не всегда, принимают. Мы предлагаем «играбильную» историю. Я переодеваюсь - когда в рыцаря, когда в бандита, когда в солдата и т.д. Ведь в людях творческих профессий живет детство. Конечно, многие его активно от себя гонят. Но все равно детство от них далеко не уходит, и они с удовольствием окунаются в атмосферу игры, которую я им предлагаю.

— Что бы Вы себе никогда не позволили как актер и как человек? В чем бы Вы отказались, например, сниматься?

— Я очень не люблю, когда дурной вкус лезет в материал, в профессию. Когда виден явный перебор. Когда нет дружбы со вкусом. В таких случаях либо предлагаю поправить сценарий, либо отказываюсь.

— А как человек, что Вы не принимаете в других людях, и что больше всего цените?

— Не принимаю цинизм, хитрость, глупость, предательство, отсутствие чувства юмора, ненадежность. А ценю противоположные качества.

— Вопрос немного на другую тему. Многие известные питерские актеры уехали в Москву Вы же неоднократно говорили, что не хотите менять Петербург на Белокаменную. С чем связана такая позиция?

— Я действительно не понимаю, зачем уезжать и не вижу в этом смысла, по крайней мере, для себя. У меня были предложения, в том числе заманчивые и очень интересные. Но уехать, чтобы что? Чтобы найти себе новые проблемы? Питер – такой город, которым не швыряются. Это как театр. Куда, зачем, ради чего ехать?

— А в Одессу не возникало желания вернуться?

— Я Одессу очень люблю. Люблю ее несказанно. Но опять же возвратиться, чтобы что?

— А чем Вы живете кроме театра?

— У меня есть несколько увлечений. Очень люблю природу. Созерцать, гулять, собирать грибы, ловить рыбу, если находится время. Но грибы, хочу я Вам сказать, это особая статья. Я их научился собирать, конечно, здесь, в Питере. До этого и понятия не имел, что такое грибы, что с ними делают. И первый раз, кстати, меня взяли за грибами те ленинградцы, которых я увидел в детстве в Одессе (они жили рядом с нашей загородной дачкой). Так вот эти люди позвонили и сказали: «Мигицко, раз ты живешь теперь в Питере, поехали с нами за грибами». И однажды на каком-то драндулете мы отправились. Помню, тогда набрал целое лукошко. С гордостью показываю им, а они в ответ: «Вываливай все». Оказалось, что набрал поганок и мухоморов. А сегодня я грибы обожаю собирать. Для меня это один из лучших вариантов отдыха.

— А время-то свободное есть?

— На грибы всегда остается.

— Сергей Григорьевич, а как в Вашей жизни появился «Зенит»?

— Знаете, в моей жизни до «Зенита» было очень много команд. Поскольку я вырос в семье военного, то болел за одесский СКА. Позже за одесский «Черноморец» и киевское «Динамо». Когда я приехал в Питер, то знал, конечно, что есть «Зенит». И не более. Мои футбольные интересы тогда остались на Украине. Но однажды, по-моему, в 1976 году, я впервые попал на стадион им. Кирова. Не помню, с кем играл «Зенит», не помню счет. Но помню, что был полный стадион, и то, как люди болели, какой был «градус» поддержки. Кстати, и мой учитель, Игорь Петрович Владимиров, сыграл в моей истории с «Зенитом» огромную роль. Он очень болел за «Зенит» и в день игры, у нас, как правило, вечером не проходили репетиции. И если не спектакля не было, то вместе с Владимировым отправлялись на футбол, на который у нас не распространялись звания и разделение на главного режиссера и актеров. Игорь Петрович просто сажал в свою «Волгу», привозил прямо на стадион. Открывались ворота, мы въезжали на территорию и шли смотреть матч. Вот так, постепенно «Зенит» пришел в мою жизнь. Мы познакомились с несколькими игроками чемпионского состава 1984 года – с Желудковым, Дмитриевым, Веденеевым, Баранником, Афанасьевым. У них был очень хороший коллектив. Естественно непростой, но это люди, которые страшно любили свой клуб и за слово из пяти букв «Зенит» они могли, образно говоря, перегрызть горло, и это мне в них нравилось.

— И наш традиционный вопрос об отношении к кофе…

— Я пью кофе несколько раз в день. Два раза – утром и перед спектаклем – крепкий кофе, эспрессо. Где-то в середине дня позволяю себе каппучино. Иногда пью кофе четыре-пять раз в день – утром и вечером – эспрессо. Днем каппучино, и еще в антракте, опять же каппучино.

— Какие у Вас ощущения от кофе? С чем их можно сравнить?

— Мой отец, светлая ему память, очень любил кофе. Хотя какой тогда существовал выбор кофе? Один сорт. У нас была в доме электрическая немецкая мельничка. Папа с таким наслаждением готовил кофе. Я помню, как утром в нашей квартире появлялся запах черного кофе. И мне тоже хотелось быть похожим на отца – пить кофе, молоть на этой мельнице зерна, заваривать, что-то туда добавлять. А он еще какого-то бальзама капал в кофе. Кстати, и Питер тоже сыграл в моем отношении к кофе особую роль, потому что, когда мы учились, то всегда ходили через известный всем «Сайгон». И чашка кофе была незаменимым атрибутом дня. Мы интересовались друг у друга: «Кофе сегодня пил? Нет?! Ну, ты даешь!!». Вот таким образом кофе вошел в мою жизнь, хотя было время, когда я его вообще не пил. А потом снова вернулся к нему. Сейчас пью его с большой радостью и могу сказать, что моей жизни кофе - это напиток, который не просто заглотил и забыл. Кофе – это особый камертон, настройка на весь день.

Интернет-портал «CoffeeHit», 11.08.09